В прошлом году не стало самого известного в России японца (после И. Хакамады, конечно). И единственного в мире камикадзе, выжившего после харакири. Более того, Еситеру Накагава прожил целых 96 лет, полвека из которых обитал в маленьком калмыцком посёлке Южный Ики-Бурульского района.
Пока хватало сил, работал осмотрщиком донного сооружения на плотине Чограйского водохранилища, которую сам и построил. Был очень трудолюбивым, добросовестным, пунктуальным. Никогда не пил, не курил, отличался доброжелательным и уважительным отношением к людям. Вот только ничего о себе не рассказывал и не жаловался на судьбу. Любил рыбалку, выращивал домашнюю птицу, увлекался огородом и садом. В общем, обычный, ничем не примечательный сельский дедушка, каких в республике десятки тысяч. И никто бы не догадался, что таится за местным старожилом дядей Сашей, не попади однажды в сельсовет его паспорт. Там удивились, узнав, что он не калмык, а японец. Молва разнеслась далеко, и в глубинку приехали журналисты республиканской газеты «Известия Калмыкии», а потом их коллеги из Москвы и Токио. Тогда-то и выяснилось, что Еситеру Накагава – бывший офицер, лётчик-истребитель, старший лейтенант Квантунской армии – самой крупной группировки сухопутных войск Императорских вооружённых сил Японии, служба в которой считалась гарантией успешной офицерской карьеры.
С 1941 года он воевал на Филиппинских островах против США, с января 1945-го – против Советского Союза на Сахалине, уничтожил 18 вражеских самолетов противника, награждён государственными наградами Японии, в том числе высшим боевым орденом Золотого Коршуна. В феврале 1945 года был сбит над территорией СССР, сделал себе харакири, но его спас военный хирург.
Даже спустя семь десятилетий Еситеру Накагава вспоминал имя того врача, Олега Павловича Терентьева. Был ему благодарен, но постоянно укорял: «Зря вернул с того света, ведь для настоящего самурая жизнь после харакири – позор!».
Между прочим, слово «харакири» дословно переводится как «резать живот». Это ритуальное самоубийство, совершить которое мог только настоящий самурай, испытывающий презрение к смерти и защищающий свои честь и достоинство. Во времена Второй мировой войны в Японии были целые отряды пилотов-смертников, которых называли «камикадзе», и они самоуничтожались во имя Родины, что в Стране восходящего солнца до сих пор считается проявлением доблести, а два иероглифа, составляющих это слово, переводятся как «божественный ветер». Кстати, "Божественный ветер" прочно обосновался в Японии в XIII веке, когда тайфуны дважды спасали японцев от нашествия внука Чингиcхана Хубилая.
После были военные лагеря и лесоповалы Сибири. Кстати, какое-то время он работал лесорубом в бригаде бывшего спецпереселенца, а ныне жителя Элисты, заслуженного работника народного хозяйства РК, заслуженного строителя России Петра Четырёва. Лет десять назад Пётр Лиджанович даже съездил к Накагаве в гости и показал ему фотокарточку, где они сняты вместе в городке Канске Красноярского края. Посидели, попили чаю, вспомнили молодость…
В 1949 году Еситеру получил свободу, но не уехал на родину, как многие пленные японцы, а остался жить в Советском Союзе. Помню, как-то рассказывал: «Во-первых, было очень стыдно, поскольку не исполнил свой воинский долг: не покончил с собой. Во-вторых, к тому времени у меня уже появилась семья. В Канске я встретил и полюбил русскую девушку Таню Горбачёву. Мы поженились и переехали в Узбекистан. Там, в посёлке Энергопоезд Хорезмской области, у нас родились сын с дочерью».
Вскоре бывший самурай, став гражданином СССР, принялся колесить по стране и подряжаться на сезонные работы. Весть о внезапной кончине Татьяны Яковлевны застала его в Дагестане. Он вернулся домой, отдал сына Лёню и дочь Галю для пригляда родным жены и снова поехал на заработки. А в конце 1960-х, когда связь с детьми прервалась, подался в Калмыкию.
Приехал строить Чограйское водохранилище, прельстившись не столько деньгами, сколько рыбалкой. Работал на тракторе и бульдозере, поднимал дамбу. Его контракт был рассчитан на два года, за время которых бывшая животноводческая ферма получила статус посёлка и имя – Южный. Когда он попросил прописать его в сельсовете, там-то и выяснилось, что на самом деле это японец и якобы настоящий самурай. Новость, как водится, первое время обсуждалась в селе бурно, а потом все успокоились и забыли: мужик как мужик. Спустя время не старый ещё дядя Саша сошёлся с местной вдовой Любовью Завгородней и стал растить её трёх сыновей и дочку Оксану, а потом поднимал на ноги уже малышей падчерицы, Алёшу с Игнатом.
До начала 2000-х Накагава звался Садао, а потом, когда о нем написала газета «Асахи», решил вернуть себе настоящее имя Еситеру. Помню, как приехавшие вместе со мной японские журналисты беседовали с бывшим летчиком-смертником на русском, ведь родной язык он уже позабыл. Гостей тогда дядя Саша принял насторожённо: мало говорил, нехотя отвечал или вовсе игнорировал наши вопросы, что разочаровало японцев. Его соплеменники даже начали сомневаться: а тот ли он, за кого себя выдаёт? Но по моей просьбе Накагава показал на животе страшный рубец от харакири. А потом вдруг стал робко вспоминать слова какой-то песни и что-то тихо напевать. Японцы вздрогнули и даже прослезились: то был уже всеми забытый военный марш времён императора. С ним во Вторую мировую войну солдаты Квантунской армии шли в бой с врагом.
Гости приезжали и уезжали, наш земляк становился всё известней и популярней, но это его вовсе не радовало: он постоянно чего-то боялся. Тревожился, что разыщут и приедут казнить за былое предательство. Терзался неизвестностью о судьбе своих родственников и детей. Вспоминал детство и юность на японском острове Хоккайдо, где у него была большая семья: папа Кисадо, мама Мия и их четырнадцать детей. Хлеба хватало на всех, потому что у отца был большой табун лошадей и свой магазин. Потом началась война, и второй из сыновей, Еситеру, отправился выполнять свой долг перед родиной.
Несмотря на то, что многие премудрости приходилось постигать уже в небе, молодой курсант авиационной школы стал опытным летчиком: за полсотни боевых вылетов на своём «Зеро» с красными кругами на боках Еситеру удалось сбить около двух десятков американских самолетов. И это, не считая воздушных атак на корабли США. За боевые успехи ему было присвоено офицерское звание.
Но обстановка на фронте ухудшалась. Американцы, используя новое вооружение и авианосные соединения, теснили японцев с Филиппин, а в 1945 году началась война между Японией и СССР. Чтобы как-то выправить ситуацию, Страна восходящего солнца прибегла к неожиданной для противника тактике. Их ВВС сформировали так называемые специальные ударные отряды «Божественный ветер», впоследствии получившие упрощённое название «камикадзе». Еситеру Накагава был в числе тех, кто записался в пилоты-смертники. Он вспоминал, что, согласно приказу командования, камикадзе, обнаружившему в море корабль противника, нельзя было возвращаться живым, пока его не утопишь. А если запас бомб заканчивался, но цель оставалась на плаву, лётчик обязан был направить свой самолёт на вражеское судно.
Но он не погиб в самоубийственных атаках: однажды его сбили в воздушном бою. Пули и осколки повредили самолёт, попали в ноги. Цели, на которую можно было направить горящий «Зеро», внизу не оказалось, и раненный лётчик всё же сумел посадить повреждённую машину…
Для самурая плен считается позором, искупить который, согласно древним традициям, можно только собственной кровью. Сохранить честь, продемонстрировать чистоту помыслов и презрение к смерти Еситеру решил через обряд сеппуку, более известный как харакири. «Когда меня нашли, я уже не мог сопротивляться и потерял сознание, – рассказывал старый японец. – А когда очнулся, то увидел огромный на животе шов. Это невероятно, ведь после харакири невозможно выжить, но меня всё-таки сумели спасти!».
Поначалу самурай сильно переживал, что не смог достойно умереть, и надеялся повторить самоубийство. Но со временем успокоился. Сеппуку не принесло смерти, но словно перерезало жизнь пополам, оставив в прошлом родину и близких людей.
"Дядя Саша, а откуда появилось имя Садао, если вы Еситеру?" – спрашивали его любопытные журналисты. "После госпиталя, перед лагерем, меня много допрашивали, – отвечал нам Накагава. – Я не знал русского, а переводчиком был кореец, который еле понимал по-японски. Записали почему-то «Садао», да и в дате рождения ошиблись: внесли 1921 год, а на самом деле я с 1919-го"…
Интересно, что о лагерях военнопленных, лесоповалах, стройках и дорожных работах у него остались только хорошие воспоминания. «К нам относились с уважением, даже помогали выучить русский язык», – говорил дядя Саша. И никогда не жалел, что связал свою жизнь с Калмыкией и Чограйским водохранилищем.
Устроившись обслуживать плотину, он работал там сутками. Однажды именно он спас дамбу от прорыва, а окрестные сёла от наводнения, когда первым обнаружил опасную течь. В другой раз на плотину забрела пьяная компания. Трое крепких мужчин начали все крушить, полезли за шлагбаум в диспетчерскую. Дядя Саша, которому тогда было уже 67 лет, попытался призвать незваных гостей к порядку. Те полезли в драку. Но, как оказалось, не на того напали. Самурай, даже в почтенном возрасте и будучи субтильным и даже тщедушным, останется самураем. Да и мастерство восточных единоборств, которому обучали его на родине, как оказалось, никуда не исчезло.
- Одного ударил, другого бросил через плечо, они и убежали, – рассказывал о том случае дедушка. – А чему вы удивляетесь? В Японии мальчиков учат драться и владеть оружием, в частности мечом-катаной, с пятого класса. И если совершенствовать эти умения всю жизнь, можно добиться хороших результатов. Но вообще-то злоупотреблять боевыми искусствами нельзя. Их можно использовать только для самообороны. Да и то - стараться физически не покалечить противника.
Вскоре о российском самурае стали писать практически все японские СМИ. И – о чудо! – нашлись его близкие родственники: восемь родных братьев-сёстер, попросивших посольство Японии в России провести ДНК-экспертизу. А когда подтвердилось, что он и есть японский офицер Еситеру Накагава, якобы погибший в 1945 году, в Калмыкию приехала его младшая сестра Тоёку и забрала брата на родину.
«Опасался, что меня, незадачливого воина-смертника, в Японии посчитали изменником, а встречали как национального героя, кавалера ордена Золотого Коршуна, которым наградили, как оказалось, посмертно, – рассказывал дядя Саша.
– Я побывал на Хоккайдо, который со времён войны не узнать. Гостил у сестёр в моём родном городе Саппоро. Был в городке Кибаи у младшего брата Йосиу, он владеет там рестораном. Посетил могилу матери, умершей за 13 лет до моего возвращения, - продолжал Еситеру.
- Оказалось, что она не верила в мою гибель и все эти годы терпеливо ждала, ведь материнское сердце не обманешь. А вот отец погиб в зиму 1945-го. Узнал, что любимый сын сделал себе харакири, от горя запил и замерз в сахалинских снегах, - рассказывал калмыцкий японец. Там же ему показали его снимок тех лет, сохранившийся в японских военных архивах.
Погостив на родине, старик засобирался домой. Родные долго уговаривали его остаться. Правительство даже пообещало военную пенсию и комфортабельное жильё в Саппоро. Но он твёрдо решил возвратиться в Россию, поскольку жизнь в Японии показалась ему незнакомой, чужой. Он совершенно забыл родной язык, устал от столпотворения людей, засилья небоскрёбов, автомобилей. Шумно там очень, тесно, нечем дышать, не хватает простора и воздуха. Да и верная Люба, когда провожала его до околицы, хоть и крепилась, но всё же не выдержала, расплакалась и попросила быстрей возвращаться. А куда ему теперь без родной бабки? Как-никак прожили 40 лет. Говорил, что её в Японию тоже звали, а она упёрлась: как же я без своих сериалов?
Осенью 2007 года японец дядя Саша стал героем телевизионной передачи «Жди меня». В студии он встретился с разыскавшим его сыном Лёней и внучкой Эсен, которые живут в Башкирии. Леониду уже за 60, всю жизнь проработал сварщиком, давно вышел на пенсию по выслуге лет, вырастил двух дочерей. К сожалению, он ничего не знает о судьбе сестры Гали. А старый Еситеру до самой своей кончины всё надеялся увидеть и обнять уже взрослую дочь, и только эта вера помогла ему дожить до своих почти ста лет в твёрдой памяти и здравом рассудке.
Кстати, Еситеру Накагава – не единственный камикадзе, выживший после боевого вылета. Так, например, унтер-офицер Ямамура три раза отправлялся атаковать американские корабли и трижды оставался жив. В первый раз его самолет сбили над морем, но камикадзе спасли рыбаки. Затем самоубийственную атаку пришлось отменить из-за начавшегося ливня и невозможности навести самолет на вражеский корабль. Еще один вылет не удался по причине технических проблем, возникших на пути к следующей цели. Пилот-смертник вновь вернулся на базу живым, а вскоре война закончилась. Но вот достоверных сведений о самураях, выживших, как Еситеру, после харакири, нет нигде однозначно.
